Чекалин, Петр – Пластун, переименован в приказные, 6-й Кубанский Пластунский ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА батальон, 2-я сотня – ГК 4 ст. № 153476 «За боевые отличия 6-го Ноября 1914 года» (Приказ по 6-му Кубанскому Пластунскому бат. 24.03.1915 № 86).

Никифоров, Андрей – Пластун, переименован в приказные, 6-й Кубанский Пластунский ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА батальон, 2-я сотня – ГК 4 ст. № 153512 «За боевые отличия 6-го Ноября 1914 года» (Приказ по 6-му Кубанскому Пластунскому бат. 24.03.1915 № 86).

Якименко, Иван – Пластун, 6-й Кубанский Пластунский ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА батальон, 1-я сотня – ГМ 4 ст. № 176911 «За боевые отличия 6-го Ноября 1914 года» (Приказ по 6-му Кубанскому Пластунскому бат. 24.03.1915 № 86).

Кавалер ордена Св. Георгия Ткачев Вячеслав Матвеевич
Уроженец Келермесской станицы Кубанского казачьего войска, подъесаул Ткачев является первым офицером-авиатором, которому Георгиевской Кавалерственной Думой, был присужден орден св. Георгия 4-й ст. за самостоятельную и беспримерно-храбрую разведку в период этой войны, когда он был начальником корпусного отряда.

Окончив Нижегородский графа Аракчеева корпус, а затем Константиновское артиллерийское училище, В. М. Ткачев был выпущен в 1906 году во вторую Кубанскую казачью батарею в 1908 году переводится в пятую Кубанскую казачью батарею, а с 1910 года по 1912 год прикомандировывается на должность офицера-воспитателя в Одесский кадетский корпус.

Еще в мирное время, пристрастившись к авиации, как к любимому спорту, он блестяще кончает в 1911 году Одесскую частную авиационную школу и, не огра­ничиваясь этим, тотчас же в 1912 году кончает и офицерскую Севастопольскую школу авиационного отдела воздушного флота. Как истый спортсмен, выбрав этот род спорта, который опаснее всех, смело садясь на аппарат и подымаясь под облака, рискуя ежеми­нутно камнем ринуться на землю, завися от тысячи мелочей, — неисправности аппарата, от предательского течения воздуха, от степени уменья владеть собою, — он и вообще все эти смельчаки-авиаторы являются ге­роями уже потому, что каждый раз при полетах вверяют свою жизнь воле Божьей. Тем замечательнее их подвиги там, в поднебесье, где они окружены гораздо более сильными природными опасностями, чем бывают окружены другие герои, совершающее свои славные дела на земле.

Вячеслав Матвеевич Ткачев уже в мирное время завоевал себе славу бесстрашного авиатора, не щадившего своей жизни ради прогресса родного ему воздухоплавательного дела. В 1913 году в октябре месяце он устанавливает рекорд перелета. По собственному почину, он вылетает на посредственном „Ньюпоре“ из Киева, пролетает Бирзулу, Одессу, Херсон, Джанкой, Керчь, Тамань и "садится" в Екатеринодаре; ис­ключая остановок и поправок аппарата, он проделывает этот громадный путь в четыре дня.

Само собою разумеется, что с начала войны на­чальство поручает В. М. Ткачеву самые сложные задачи, и он, исполняя их блестяще, по справедливости ста­новится первым авиатором, получающим высокую бое­вую награду, что и было отмечено в телеграмме следующего содержания, полученной Начальником Кубан­ской области от ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЫСОЧЕСТВА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

"Подъесаул Ткачев, военный летчик, начальник авиационного отряда, удостоился получить орден св. Георгия. Эту высшую награду он заслужил за свои смелые разведки, пренебрегая своей жизнью и думая об исполнении долга перед Царем и Родиной. Он пер­вым из наших доблестных орлов получил это высшее отличие. Душевно радуюсь сообщить об этом славному Кубанскому казачьему войску, сыны которого не только на земле, но и в воздухе покрывают себя неувядаемой славой.

Сам В. М. Ткачев так рассказывает о своей удивительной, давшей ему Георгия, разведке:

„12 августа 1914 года я назначен был сделать разведку на правом фланге армии. Район предстоящего наблюдения простирался между Корчмисском, Аннополем, Юзефовом, — до Борова (близ Сандомира). Снарядившись в путь, я один, без наблюдателя, под­нялся в 9 ч. утра на старом аппарате системы „Ньюпора“ с неисправным семидесяти сильным мотором „Гном“. Погода мне благоприятствовала, хотя, несмотря на ясный, солнечный день, на высоте 500 — 600 метров ветер давал себя изрядно чувствовать.

Пролетев верст двадцать и поднявшись на высоту до 900 метров, я заметил густую колонну неприятеля в количестве около 1,5 дивизии, которая держала направление к нашему правому флангу и, по-видимому, стремилась сделать глубокий обход, чтобы отрезать гор. Люблин. Продолжая лететь в том же направлении, около Юзефова я заметил нашу кавалерию, и кавалерию неприятеля, шедшей навстречу друг другу. Ме­стность представляла собою большие неровности и пере­лески и обе конные части, по-видимому, друг другу не были еще заметны, но через полчаса они должны были неминуемо столкнуться. Признаться откровенно — желание быть свидетелем великолепного кавалерийского боя мною настолько овладело, что я почти решил кру­житься над этим местом, но вспомнив, что разведка моя может дать весьма ценные сведения, могущие повлиять на исход ближайшего боя я пересилил себя и устремился дальше. Предчувствие меня не обмануло. У Аннополя я открыл густые колонны противника, направлявшиеся с артиллерией и громадными обозами по дороге к Люблину. Решив во что бы то ни стало опре­делить приблизительное количество неприятельских войск, я, не взирая на поднявшийся обстрел, принял направление по колонне, дошел до хвоста ее, близ ав­стрийской границы, и около Борова повернул обратно, выяснив, что в данном месте неприятель двигается в количестве не менее корпуса. Взяв направление на Уржендов, я и тут нашел неприятеля приблизительно около одной бригады. Пока все шло хорошо, мотор работал исправно и добытые сведения были столь ценны, что настроение было у меня превосходное, и единствен­ная мысль, которая мною овладела, это скорее доставить по назначению результаты моей разведки. Пролетая над Красником, я был крайне удивлен, заметив шрапнель­ные разрывы с двух противоположных сторон над упомянутым местечком, которое еще утром было нашим. Тотчас сообразив, что наши войска отдали Красник и в данную минуту идет серьезная артиллерийская дуэль, я решил попутно определить позиции неприятельской артиллерии, дабы эти сведения кстати со­общить нашим батареям.

12-го Августа 1914 г. во время разведки с выдающимся хладнокровием Ткачев затыкает ногою пробитый пулею бак с маслом.

Несмотря на то, что я парил на высоте 700 метров, я попал под крайне неудачную линию и очутился под навесом неприятельских и своих артиллерийских разрывов. До тех пор, пока шрапнельные пули попадали только в крылья аппарата, меня это не осо­бенно беспокоило. Я знал, что мне потребуется еще не­сколько минут для точного определения позиций и тогда, взяв руль высоты, меня не тронет ни одна пуля; но в этот момент я услышал звук удара по металлу, который ясно говорил, что пули начинают попадать в машинный части. Это меня не устраивало. Еще не­сколько секунд и вдруг пуля со звоном пробивает бак с маслом, и обильная, сплошная струя его устре­мляется вниз. С ужасом замечаю, что показатель количе­ства масла на глазах быстро уменьшает уровень, и я через несколько минут должен погибнуть. Окинув ме­стность, выключаю мотор и решаю планировать на лес, где, благодаря густоте его, могу более успешно спря­таться, чем, если бы пришлось спуститься на ровном месте. Но в этот критический момент является бле­стящая идея: спустившись почти на пол, но не выпу­ская руля, я затыкаю предательскую дыру в баке но­гою и снова включаю мотор и подымаюсь на прежнюю высоту. Неудобство моего положения усугублялось еще тем, что неприятельская артиллерия сосредоточила весь свой огонь на мне, и аппарат начало качать от близких разрывов как утлую лодченку во время свире­пой бури. .... Еще несколько минут, и я "сажусь "на полянку в pайоне расположения наших войск. Но этим не кончились мои злоключения. Несколько солдатиков, появившихся тотчас после моего спуска, начи­нают в меня целиться; после долгих уговоров я едва мог убедить, что я свой, русский летчик. Непри­вычный для глаза авиационный шлем и кожаная куртка долгое время служила для них показателем не ненашенского, басурманского...

Взяв у одного из нижних чинов-артиллеристов верхового коня, я поскакал в штаб дивизии, куда и донес о всех ценных результатах моей разведки. Сделав это первой важности дело, я вернулся обратно, за аппаратом и, с большим трудом собрав необхо­димое количество людей, что было весьма трудно, ибо все войска уже отступили и австрийцы с минуты на минуту могли нагрянуть, я вытащил свой израненный аппарат и, несмотря на то, что пришлось преодолевать на земле пожалуй, большие трудности, чем в воздухе — я вывел его на шоссе и прицепил к проезжавшей пат­ронной двуколке. Добравшись, таким образом, до Вилколаза я сдал аппарат в роту, а сам явился в штаб армии для более подробных сообщений. Таким обра­зом, я ускользнул от смерти, которая мчалась за мной по пятам, доставил ценные сведения, имевшие вскоре большое влияние на ход боя, и не оставил аппарата в руках врагов, за что и был награжден орденом Св. Георгия 4-ой степени".

Так закончил свой интересный рассказ В. М. Тка­чев, не подозревая, что в этом скромном правдивом, повествовании каждое слово, каждое переживание его являются блестящим показателем неиссякаемого ге­роизма. Пока в армии существуют подобные бога­тыри — Россия может быть спокойна за грядущую по­беду!

Граф де-Рошефор.